Военное дело на Руси, причины отсталости в 14 веке.

[Феникс]

[Феникс]

о рыцарском копье. Ты это имел ввиду?
...о регламенту 1445 г. комплектное "копье" включало в себя не менее шести человек и шести лошадей: кавалериста с двумя ординарцами и двух конных лучников, в распоряжении которых был один верховой слуга. В подражание Франции Бургундское и Бретонское государства в третьей четверти XV в. применили те же принципы организации.

Аналогичное правило существовало и на Руси - дворянин получивший землю должен был с нее привести определеное число боевых холопов, в противном случае он лишался надела.
_________________
Танк? А чего его бояться?
Его достаточно перевернуть, и он вам уже ничего не сделает...

[Живаго]

Если на что-то не ответил, извини. Просто, при отсутствии Интернета, иногда приходится пользоваться добротой Слипа, зачитывающего с экрана по телефону. Запомнить всё я, увы, не в состоянии. Отвечаю по памяти и диктую или сбрасываю ответ опять же через Слипа.
Что касается упрёков в отсутствии ссылок на источники, то странно их получать от человека, который меня ими сам не балует.
Честно говоря, хотелось бы иметь более чёткое представление о том, чего ты хочешь добиться данным спором.
1. Убедить окружающих в верности своих взглядов на заявленную тему? (Я всё ещё убеждён в том, что от изначально заявленной темы мы постоянно отходим. Так ты утверждаешь, что в 14 веке военное дело Руси копирует более ранний этап европейского военного дела или говоришь об отсталости структуры русских войск, их управления?).
2. Получить доказательства собственной правоты?
3. Высказать исключительно собственные соображения по теме? Откуда тогда такая твердая уверенность без примеров и ссылок? Хотелось бы оценить источники такой уверенности. Можем продолжать препираться. Мне пока не надоело.
4. Получить недостающую информацию по теме? Провокация как способ познания весьма интересна. Это знает любой шпион.
В первом случае на убеждение меня можешь, пожалуй, не рассчитывать. Я, по крайней мере, пока, не вижу весомых чётко сформулированных аргументов, касающихся именно военного дела Руси. Ссылки на Европу типа «а вот у них вот так вот круто всё» не уместны. Круто всё, что приводит к успеху, а для нас и Европы условия достижения успеха были весьма различны на тот момент.
Во втором случае, думаю, ты уже понял, я тоже вряд ли тебе помогу, разве что каким-то путём доказательства от противного (как именно пока не знаю).
Третью и четвёртую ситуации считаю наиболее приемлемыми для продолжения чёса.

Русские воинские контингенты имели больший процент стрелков, конных стрелков. И весьма серьёзной, если не большей их частью были НАЁМНИКИ-кочевники (черные клобуки, половцы, печенеги, позже татары, башкиры итд, плоть до 19 века). Смотри: Ю.Ф. Соколов "Ратная слава Отечества".кн.1., 1999г. Контингент лёгкой кавалерии даже в 5-6 тысяч (обычно в 3-4 раза больше, если конфликт крупный) европейцы заценили бы. Забегая вперёд, скажу, что в 17 в казачки ценились выше польских гусарских рот, несмотря, на выучку последних. Смотри: Тараторин В.В. "Конница на войне: История кавалерии с древнейших времён до эпохи Наполеоновских войн.", Мн.: Харвест, 1999г.
Далее, мы уже говорили о том что русский воин был более универсален, чем европеец. Сказывается соседство со Степью. На фиг нам были гордые валлийские пешие лучники или их местные подобия в степи? Кочевников гонять пешком?
Кстати, кого, кроме пеших лучников-оборванцев, можно было встретить в том краю болот? Элитную рыцарскую кавалерию верхом на водоплавающих?
Специализация наёмников была вполне объяснима: если в отряде 2 копейщика, 1 мечник, 3 щитоносца, 4 верховых латника итд, возникает вопрос: а где такой отряд использовать? При осаде крепости? В чистом поле? В рейдах по тылам противника? Если тебе нужна огневая поддержка, ты наймёшь лучников или арбалетчиков. Если маневренный отряд для ударов по коммуникациям - ищи казачков, татар и пр.
Далее:предпосылки к созданию централизованного гос-ва и, соответственно, армии нового типа, появляются в заявленный период:
именно в 14 веке Дмитрий Иванович, его ещё Донским называют, отменил в Москве должность тысяцкого, передававшуюся по наследству, и назначил на руковдящую армейскую должность человека более, на его взгляд, достойного. Идеи единоначалия были присущи ему (достаточно вспомнить успех на Куликовом поле, как результат нового подхода к руководству войсками). Он подобрал себе талантливых сподвижников(кн. Боброк-Волынский, неизвестный в Северо-Восточной Руси, ничем,кроме как своим воинским искусством, возглавил ключевую позицию, обойдя многих местных родовитых дубов). И беспорядка в русских рядах было вряд ли больше, чем в европейских.
Короче, Если ты стал говорить о предпосылках к прогрессу в военном деле, то они-то в 14 веке на Руси были. И не Тамерлан тому виной, это процесс централизации, собирания земель, начавшийся в 1-й половине 14 века на базе Москвы (Иван Калита и далее) и Твери (князь Михаил Тверской).

Каждое княжество ещё в 13в обладало военными ресурсами в 20-30 тыс человек (с ополчением; смотри там же), а во 2-й половине 14в ресурсы выросли (Слияние с Москвой нескольких княжеств усилило её весьма и весьма, так что победить Мамая смогли БЕЗ РЯЗАНИ, БЕЗ КНЯЖЕСТВ, ПОПАВШИХ ПОД ЛИТВУ).
Даже в условиях феодальной раздробленности на Руси было военное дело (куда бы оно делось?).Кстати, если с этим не согласиться, то придётся признать, что в СРИ были рейтары и ландскнехты, но не было военного дела, ибо СРИ чаще всего являлась кучкой германских княжеств по причине, да-да, феодальной раздробленности.
Почему ты отказываешь в праве считаться наёмниками кочевникам только на том основании, что они не постоянно служили по найму. Кочевник готов к войне всегда, ему не надо мобилизовываться, терять время на оснащение, так же, как и отряду наёмников швейцарцев, рыщущих по Европе в поисках клиента. И считать кочевников гастарбайтерами весьма опрометчиво. Они и в Семилетнюю войну неприятно удивляли пруссаков. А смогли бы в чистом поле арбалетчики с павезами разбить татар, сильно сомневаюсь, разве что кто-то сумел бы загнать их в такое положение, при котором им пришлось бы идти на павезы в лоб, без возможности закрутить "карусель" вокруг противника.
Что значит "наемники у византийцев были как минимум не в почете. Если не ошибаюсь, им и денег то не платили. "? Тогда они работали за хлеб и воду? как рабы?

[Ласточка]

[SLIPPERY]

Ситуация стала более ясной. Только не понятно, какие именно моменты ты хотел прояснить, так как не уточнил, к чему именно нужны были ссылки.
Кстати, говоря о большей универсальности русского воина, я подразумевал не умение пользоваться всеми видами оружия подряд, наличие навыков ведения войны на разных ландшафтах (Степь, лесостепь, тайга), как пешим, так и конным. И это - профи. Если ополченцев можно признать узко специализированными отрядами (Думаю, не ошибусь, утверждая, что именно оно было копьеносным или пользовалось арбалетами или луками, взависимости от навыков и первичной подготовки). Косвенное подтверждение - повинность Новгорода выставить для Ивана Грозного почти 2000 стрелков-пищальников (конец 1-й половины 16 века, смотри у Соколова). Финансовое положение горожан позволяло иметь такое колоссальное по тем временам кол-во стволов в 16 веке. Логично предположить, что в 14 веке богатый и независимый Новгород был в состоянии иметь отлично экипированную дружину и добротно снабжённое ополчение (вот тебе и тяжёлый новгородский копейщик).
По поводу отсутствия русских воинских традиций, упомянутого как-то: по-моему отсутствие информации о них- не повод подозревать отсутсвие факта их существования. С другой стороны, был период в нашей истории, когда их всячески пытались искоренить из памяти носителей традиций. Пётр I изживал всё ненависное ему и в том числе боярские традиции , систему русского рукопашного боя... Но кое-что он изжить не смог. Ссылку не дам - не помню.
БРАТЧИНА - группа бояр-побратимов, боевых товарищей, скидывавшихся сырьём с урожая и варивших пиво (и потреблявших его в тесном кругу). отношения среди них были особыми и вроде как даже были ограничения на вмешательство в них судебных властей. Типа, конфликт между членами братчины был не подсуден до 18 века включительно и решался междусобойчиком.
По поводу исторического ресурса из рпг22: лестно, конечно, прочитать, что из меня и тебя может(?) получиться исторический ресурс :Yahoo!: Но, мне кажется, это весьма нескромно звучит. Наши с тобой дебаты с, к сожалению, нечастыми включениями других участников форума пока никак не тянут на ресурс. :pardon: Нужно нечто большее.
_________________
<< Things that don't kill us, make us stronger ! >>

[SLIPPERY]

Дико извиняюсь, что опять зашёл от Слипа.
_________________
<< Things that don't kill us, make us stronger ! >>

[Sheitan]

Кхм.. Я тут читал, читал.. дочитался до "ресурса" и решил встрять.
Всю писанину, обоюдную, прочел с удовольствием, много узнав не то, чтобы сильно нового, но вельми подробнее и конструктивнее.
К слову о том, кому это надо и почему нет включений в диспут других форумчан - дык большинство тут просто тусит и забивать башку не собирается, ибо самогон на играх был, есть и будет. Да и извилину теребить лишний раз неохота.
Хотя, башку даю, что многие другие, так же как я прочитали и задумались, переваривая ощущение недостатка как образования, так и информированности.
Отсюда - спасибо за "источники".
И вообще, перековывать флудильню в исторический портал, перебор, конечно, но! И тут многие интересуются, а многим просто необходима такая информация. Особенно тем, кто подробностей хочет, а перемалывать кучу литературы в поисках "абзацефф" среди муки - непродуктивно для дела.
Отсюда, опять же - спасибо!
Так, что, не зря, не зря!.

[Живаго]

От Ласточки был посул скинуть инфу по швейцарцам, весьма интересно было бы получить... Кстати, возвращаясь к вопросу об отсутствии лёгкой кавалерии в средневековой Европе, хочу добавить, что из-за нехватки такого подвида кавалерии французы, итальянцы и, возможно, испанцы нанимали ТУРКОПОЛОВ (термин, обозначающий всадников из Албании,Сербии, Хорватии, Венгрии, короче, с Балкан и иже сними). Это лёгкая кавалерия большей частью вооружённая дротиками и саблями, реже - стрелки из лука (из Тараторина). Они были популярны, до века 17, но с появлением рейтаров и драгунов постепенно исчезли. В каждом рыцарском копье было некоторое кол-во лёгких всадников, но они не выступали как самостоятельное подразделение, то есть, сохраняется ситуация весьма архаичная. В том смысле архаичная, что похожим образом действовали ещё лёгкие всадники галатов, кельтского племени, переселившегося в Малую Азию. Они, видимо, принадлежали к свите знатных воинов и сопровождали их в бою (Тараторин).

[Феникс]

специально для Бешеной ласточки просто так http://wirade.ru/cgi-bin/wirade/YaBB.pl?board=stories;action=display;num=1157723936
_________________
Танк? А чего его бояться?
Его достаточно перевернуть, и он вам уже ничего не сделает...

[Живаго]

Ласточка! Где ты? Где материалы по швейцарцам? Что именно новое они замутили в военном деле? Дай, дай, дай! Иначе не в чем тебе возразить . Ето у меня настроение пофлудить появилось, н-да..., а то чёй-то давно не сталкивались здесь.

[Ласточка]

Живаго, дай с макарены вернуться!!!

Сделаю выкладку.
_________________
Просто луч любви.

[SLIPPERY]

[Ласточка]

Начнем.

Перевод с английского одной из глав книги "Искусство войны" историка 19 века Чарльза Омана (Oman C. "The art of war ", N.Y., 1953).

Искусство войны.

Швейцария.

1315-1515

От Моргартена до Маринано

Особенности, оружие и организация.

В четырнадцатом столетии пехота, после тысячи лет упадка и забвения, наконец, вновь заняла свое место среди других родов войск. Почти одновременно два народа заняли место на европейской политической сцене, используя мастерство своих пеших солдат. Их манера сражения была столь же различной, как и их национальные черты и географическое положение. Хотя они и не встретились ни на поле боя, ни в мирное время, они фактически были союзниками в уничтожении такого института войны, как феодальное конное рыцарство. Рыцарь, столь долго повелевавший простолюдинами Европы, столкнулся с превосходящей силой. Свободные йомены Англии и свободные пастухи Швейцарии начали свое восхождение к вершинам боевого мастерства.

Если разложить войну на простейшие составляющие, мы обнаружим, что есть лишь два способа, с помощью которых можно встретить врага и разгромить его. Можно вступить в ближний бой либо противопоставить врагу метательное вооружение. В первом случае победа достигается в рукопашной схватке - числом, массой, превосходством вооружения или мастерства обращения с ним и силы. Во втором случае для победы необходимо направить на врага настолько плотный дождь стрел, болтов и т.п., что он будет уничтожен или обратится в бегство еще до того, как достигнет защищающихся. Каждый из этих методов может быть применен к различным видам оружия и тактики, что порождает бесчисленные вариации. В истории они поочередно утверждали свое превосходство: во времена раннего средневековья повсеместно использовалась тактика рукопашной схватки, которую в первые века нашей эры сменило использование метательного оружия [которое будет использоваться и на полях сражений двадцатого века]

Английский лучник и швейцарский пикинер представляли два основных направления военной мысли в их простейших формах. Первый достигал победы посредством быстрой и точной стрельбы. Второй был способен выступить в рядах огромной по численности колонны, обладающей сокрушительным ударом и словно еж ощетинившейся пиками. Выступив против закованной в доспехи кавалерии, господствовавшей в Европе, каждый из этих способов ведения битвы доказал свою состоятельность в достижении победы. Таким образом, вся военная система Средневековья подверглась значительной модификации. Вслед за господством единой формы - кавалерии, наносящей таранный удар - пришел ряд удачных и неудачных экспериментов по объединению и комбинированию конных и пеших бойцов, стрелковой и рукопашной тактик. Этот процесс еще более осложнился с появлением огнестрельного оружия и продолжается по сей день.

Швейцарцев 14 и 15 веков вполне резонно сравнивали с римлянами времен первой Республики. И в швейцарце, и в римлянине мы видим самый горячий патриотизм, смешанный с жаждой справедливости, но также и некоторую подлость и мелочность взглядов, что не позволяет нам назвать эти нации истинно великими. В обоих случаях отвага и благородное самопожертвование соседствовали с ужасной свирепостью и циничным презрением, а так же достойным сожаления неуважением к правам других. У обоих народов гордость, порожденная успешной борьбой за независимость, вылилась в долгие войны с целью наживы и захвата. И Швейцария, и Рим отличались невыносимой надменностью и склонностью реагировать на малейшую провокацию.[1] В качестве врагов их отмечали за расчетливую и хладнокровную жестокость. Хладнокровное истребление противника, которое, пожалуй, можно оправдать в патриоте, отчаянно защищающем родную землю, становится диким, когда происходит в войне, целью которой является нажива. Эта дикость достигает своего пика, когда убийца - простой наемник, дерущийся по причине, в которой нет национального интереса. Отталкивающая римская кровожадность было далека в моральном отношении от неоправданной жестокости, проявленной швейцарскими наемниками на полях сражений 16 века.[2]

Ни в одной другой сфере мы не находим большего сходства в истории двух народов, чем в причинах их успеха в войнах. Рим и Швейцария - примеры того, как хорошая военная организация и продуманная система национальной тактики становятся отличными базами для завоеваний. Нация, которая обладает такими преимуществами, не нуждается в неразрывной цепи великих полководцев. Посредственных руководителей было достаточно для того, чтобы управлять великим механизмом войны, который работал почти автоматически и редко был не в состоянии добиться успеха. Избираемые консулы Рима или избираемые или выдвигаемые капитаны Конфедерации никогда не привели бы своих солдат к победе без системы, которую опыт предшественников довел до совершенства. Гибкость и мощь легиона и маневренность и сокрушительный удар швейцарской колонны приводили к победе без каких-либо экстраординарных усилий и талантов управляющих ими полководцев.

Прототипом боевого построения, используемого конфедератами, была македонская фаланга. На поле боя они всегда выстраивались формацией значительной глубины. Национальным оружием в дни их наивысшей военной славы была пика, ясеневое древко восемнадцати футов в длину со стальным наконечником, добавлявшим к длине оружия еще фут. Пику держали двумя руками на уровне плеча, слегка опустив наконечник для нанесения удара сверху вниз.[3] Перед строем были пики не только первого ряда, но и второго, третьего и четвертого, что образовывало непроницаемую стену сверкающих наконечников. Бойцы в дальних шеренгах держали свои пики поднятыми вверх, ожидая, когда придет их очередь выйти вперед и заменить павшего в передних рядах. Поднятые вверх, пики делали колонну похожей на оживший лес. Над фалангой реяли многочисленные флаги - вымпелы районов, городов и гильдий[4], знамена кантонов, иногда - великий штандарт Древнегерманской Лиги (Ancient League of High Germany), белый крест на красном поле.

Пика была не единственным оружием конфедератов. В ранние дни своей независимости, когда Конфедерация состояла из трех или четырех кантонов, любимым оружием была алебарда, и даже в 16 веке значительная часть солдат отдавала ей предпочтение. Восьми футов в длину, с массивным наконечником, заканчивающимся острием, и лезвием наподобие тесака с острым крюком на обратной его стороне, алебарда была самым смертоносным и самым мощным оружием. Направляемая сильными руками альпийских пастухов, она могла разрубать шлемы, щиты и кольчуги словно бумагу. Вид ужасных ран, которые она наносила, мог устрашить самого стойкого врага; тому, кто единожды ощутил на себе ее удар, не нужно было второго. Именно алебарда уложила Леопольда Габсбурга поперек его брошенного знамени при Земпахе (1386) и повергла Карла Бургундского - с головой, разрубленной от макушки до зубов - в холодную грязь Нанси (1477).[5]

В боевом построении Конфедерации алебардистам отводилось особое место. Они находились в центре колонны, вокруг главного знамени, которое было под их защитой. Если противнику удавалось проникнуть в брешь между пикинерами, алебардисты должны были пройти через расступившиеся передние ряды и броситься в схватку. Им помогали солдаты с моргенштернами, двуручными мечами и люцернскими молотами[6] - то есть тем оружием, которое было наиболее опасно в ближнем бою. Крайне редко противник - пеший или конный - мог устоять перед финальной атакой, когда разъяренные швейцарцы бросались вперед, молотя направо и налево, подрубая ноги коням и разрубая доспех и плоть одним яростным ударом.

Тем не менее при отражении кавалерийских атак алебарда из-за своей длины была намного менее полезна, чем пика. Поражение при Арбедо в 1422 г., где швейцарцы, среди которых большинство было вооружено алебардами, были разбиты миланскими жандармами, стало последней каплей, после которой значение алебарды было пересмотрено. Алебардисты были убраны из первых рядов и вступали в битву, когда она уже была в разгаре.

Следующим после плотности качеством швейцарского построения была мобильность. Никакие другие войска не были «более проворны [чем швейцарцы] на марше и при построении для боя, поскольку они не перегружены броней». В случае необходимости войско Конфедерации собиралось с невиданной скоростью: люди, считавшие воинскую доблесть неотъемлемой частью смысла жизни, брались за оружие, не дожидаясь второго приглашения. Отряды из отдаленных областей шли днем и ночью, чтобы добраться к месту сбора вовремя. Не нужно было тратить время на организацию войска в армии, где каждый стоял среди друзей и соседей, под флагом родного города или области. Воины демократичных кантонов сами выбирали капитана, лидеры более крупных формирований назначались консулами, после чего армия без лишней задержки выдвигалась навстречу врагу. Таким образом агрессор, каким бы неожиданным не было его нападение, через три-четыре дня мог обнаружить, что ему противостоит двадцатитысячное войско. К тому моменту, когда он узнавал, что швейцарская армия собрана, эта армия могла быть уже в нескольких милях от него.

Перед лицом такого войска медленные отряды 14 и 15 веков не могли маневрировать. Попытка перестроения, как выяснил Карл Смелый при Грансоне в 1476 г., была прямым путем к поражению. Как только конфедераты приходили в движение, их противнику приходилось сражаться в том порядке, в котором он был застигнут. Правилом конфедератов было всегда нападать первыми и никогда не позволять противнику атаковать. Ранним утром перед битвой определялось положение различных колонн войска, и затем люди двигались навстречу врагу уже в боевом порядке. Не было пауз, необходимых для развертывания войска; каждая фаланга шла вперед как единое, но гибкое образование, покрывая значительные расстояния в невероятно короткий срок. Огромные людские массы скользили вперед в строгом порядке и в полной тишине до тех пор, пока боевой клич не вырывался из сотен глоток оглушительным ревом, после чего колонна бросалась на противника. В быстром приближении швейцарцев было нечто завораживающее: огромный лес пик и алебард вырастал из-за гребня соседнего холма; мгновением позже он уже двигался по склону и затем - чуть ли не прежде того, как противник осознал свое положение - атаковал, выставив впереди четыре ряда пик, а сзади подтягивались все новые шеренги.

Великолепная мобильность была - по словам Макиавелли - результатом решения, принятого конфедератами: не обременять себя тяжелыми доспехами[7]. Изначально подобный отказ был результатом бедности воинов, но позже было выяснено, что тяжелая защита сковывает движения и ослабляет эффективность национальной тактики. Таким образом, обычный пикинер или алебардист был одоспешен крайне легко и использовал только малый шлем и нагрудник. Даже эти детали обмундирования применялись не повсеместно. Многие воины полагались на защиту при помощи оружия, и одевали только войлочные шапки и кожаные жилеты[8]. Использование наспинников, защиты рук и ног было крайне редким: на самом деле людей, носивших их, часто было недостаточно даже для того, чтобы образовать одну переднюю шеренгу, в которую их обычно ставили. Только командирам были нужны полные доспехи, и таким образом они должны были передвигаться верхом на марше, чтобы не отстать от остального войска. Перед атакой они спешивались и так командовали своими людьми. Несколько знатных горожан и членов рыцарских родов Берна в пятнадцатом веке воевали конными, но их число было мизерным - несколько десятков, максимум[9].

Хотя основную силу и гордость конфедератов составляли пикинеры и алебардисты, легковооруженные пехотинцы также не были забыты. Временами они составляли до четверти войска и никогда не терялись на общем фоне[10]. Обычно они вооружались арбалетами - оружием знаменитого Телля, но и до Бургундских войн нередко использовалось неуклюжее огнестрельное оружие того времени. Они должны были выступать перед основными силами и пытаться оттянуть на себя внимание артиллерии и легкой пехоты противника, так что идущие за ними отряды могли подойти к врагу максимально близко. Таким образом, использование стрелковых отрядов было признано швейцарцами еще в пятнадцатом веке. Когда пикинеры догоняли их, стрелки отходили назад через проходы между отрядами и не участвовали в основной схватке, ведь их оружие было не приспособлено для этого.

Таким образом. простота составляющих элементов была одним из ключевых источников силы швейцарской армии. Командирам не нужно было заниматься проблемами взаимодействия и подчинения родов войск, что так часто приводило к неудачным экспериментам генералов других народов. Кавалерии и артиллерии практически не было; не было и затруднений, связанных с необходимостью найти занятие для массы плохо обученных солдат, которые так часто увеличивали численность, но не эффективность других армий Средневековья. Швейцарская армия - как бы быстро она ни была собрана - всегда была однородной и сплоченной; не было групп из необстрелянных или нелояльных солдат, для управления которыми нужно было бы принимать специальные меры. Большая часть мужчин нации, долгое время воевавшей, уже были знакомы с армейской службой; если и существовало соперничество между соседними областями или деревнями, то на поле боя оно лишь вдохновляло бойцов. Сколько бы не ссорились между собой кантоны, они всегда объединялись перед лицом иностранного агрессора[11].

Тактика и стратегия.

Особенности и организация армии Конфедерации не создавали благоприятных условий для возникновения великих полководцев. Солдат возлагал надежду на победу скорее на свое мастерство и мастерство товарищей, чем на талант командующего. Армия, в сотнях битв доказавшая свою способность одерживать верх над сколь угодно сильным противником, не обращала особого внимания на то, кем был ее лидер. Если он талантлив, солдаты завоевывали победу по его плану; если нет - они исправляли ошибки командующего, ожесточенно сражаясь. Среди швейцарцев бытовал еще один важный предрассудок: люди одного кантона никогда не ставились под командование человека из другого. Этот обычай был так силен, что привел к невероятному результату: назначение командира на протяжении всего периода военной славы Швейцарии было скорее исключением, чем правилом. Ни во времена Земпаха и Цюрихских войн, ни в великой борьбе с Бургундией, ни в Швабской кампании против Максимиллиана Австрийского не существовало генерала, обладающего всей полнотой власти[12]. Власть находилась в руках военного совета, но этот совет, в противопоставление известной поговорке, состоял из людей, умеющих и любящих сражаться. В него входили капитаны войск каждого кантона, и решения по обсуждаемым вопросам принимались простым большинством голосов. Перед битвой совет назначал офицеров, командующих авангардом, основной колонной и легкой пехотой, но эти офицеры обладали лишь делегированными полномочиями, действие которых заканчивалось вместе с военными действиями.

Существование такого странного разделения полномочий, ближайшая параллель которому может быть найдена в ранней Византии, само по себе может объяснить отсутствие стратегических навыков и единства целей, существовавшее в войнах Конфедерации. Компромисс, достигаемый усреднением нескольких соперничающих схем, обычно наследует их недостатки, а не достоинства. К тому же можно ожидать, что любой из швейцарских офицеров лишь с большим трудом мог разработать стройный общий план действий. Капитан был старым солдатом, отличившимся на полях сражений, но кроме своего опыта он ничем не отличался от своих подчиненных. При разработке сложных стратегических комбинаций швейцарский военный совет был не более способен, чем усредненный коллектив из пожилых офицеров среднего звена наших дней.

С тактикой все обстояло иначе. Лучшие способы атаки колонной в зависимости от количества или качества и вооружения противника были выведены из собственного опыта. Была разработана целая тактическая система, состоятельность которой вновь и вновь подтверждалась на полях сражений пятнадцатого столетия. Швейцарский метод превосходно подходил для борьбы со средневековой пехотой и ополчением, и только изменившиеся условия войны постепенно свели на нет его эффективность.

Обычный боевой порядок, использовавшийся конфедератами вне зависимости от размеров армии, заключался в продвижении тремя эшелонированными колоннами[13]. Первый отряд (форхут), идущий на марше в авангарде, определял точку атаки на построение врага. Второй отряд (гевальтшауфен), вместо того, чтобы выстроиться в линию с первым, располагался параллельно ему, но на некотором удалении справа или слева сзади. Последний отряд (нахут) располагался еще дальше и часто не вступал в бой до тех пор, пока не был ясен эффект первой атаки и мог, таким образом, служить резервом. За каждым отрядом было свободное пространство, так что при отступлении, если оно требовалось, отступающие не вносили беспорядка в другие отряды. Другие нации (например, французы при Азенкуре), располагавшие один отряд непосредственно перед другим, часто расплачивались за такой тактический промах, наблюдая, как поражение передовых групп приводило в беспорядок движение всей армии, всем отрядам которой приходилось двигаться вспять. Швейцарский порядок построения имел еще одно преимущество: он почти не давал противнику шанса выдвинуть войска вперед и атаковать ближайшую колонну, потому что в этом случае противник подставлял свой фланг под удар следующего отряда Конфедерации, который не упускал возможности напасть.

Эшелонированные колонны - не единственная форма построения, применявшаяся швейцарцами. При Лопене (1339) центр гевальтшауфена выдвинулся вперед и начал сражение до того, как подтянулись боковые ряды. В 1499 г. в битве при Фрастенце, наоборот, напали на врага боковые ряды, в то время как центр только завершил разгром.

Даже традиционное построение в три отряда иногда не использовалось. При Земпахе (1386) люди Лесных кантонов выстроились в клин (Keil). Построение не было, как можно предположить из названия, треугольным, скорее это была колонна большой глубины. Целью построения было пробить необычно плотную передовую линию противника направленным в центр ударом. В 1468 г. во время битвы, предшествовавшей осаде Вальдшута, вся армия Конфедерации при приближении австрийской конницы выстроилась в квадрат, в центре которого разместились знамена под охраной алебардистов. Когда всадники атаковали, все воины обернулись лицами наружу квадрата; это называлось «построить ежа»[14]. Построение было настолько непоколебимым, что даже при незначительном числе бойцов позволяло отражать самые активные атаки; в Швабской войне 1498 года 600 солдат из Цюриха, будучи застигнуты врасплох тысячей имперских бойцов, «построили ежа и отразили атаку шутя и с легкостью»[15]. Макиавелли также упоминает еще один боевой порядок, который он называл "Крест"; "Между этими отрядами они разместили своих мушкетеров, чтобы прикрыть тех от первой атаки[16]". Его описание, впрочем, весьма туманно, и никаких других сведений о подобном построении не обнаружено.

Развитие швейцарской военной мощи

Первую победу Конфедерация одержала не с помощью тактики, впоследствии сделавшей ее знаменитой, а грамотно используя особенности поля боя. Моргартен (1315) стал ужасающим примером полной неэффективности рыцарской конницы в горных районах. Морозным ноябрьским днем, когда дорога под ногами скользила, словно лед, Леопольд Австрийский двинул свою узкую, длинную колонну по ущелью, ведущему в долину Швица. Впереди ехали рыцари, чьей привилегией было первыми вступить в бой, за ними на дороге теснились четыре-пять тысяч пехотинцев. В узком проходе у Моргартена, где дорога проходила между крутым склоном слева и водами озера Эжери справа, австрийцев поджидали 1500 швейцарских бойцов. С беспечностью, которая сопровождает зазнавшееся высокомерие, герцог отринул такую элементарную меру предосторожности, как разведка дороги. Он обнаружил присутствие врага, только когда дождь булыжников и древесных стволов обрушился на его левый фланг с крутого склона, где стоял небольшой отряд швейцарцев, бывших вне досягаемости для конницы. Мгновением позже головная часть беспомощной колонны была атакована основной группой противника.

Прежде, чем австрийцы осознали, что битва уже началась, алебарды и моргенштерны конфедератов начали сеять опустошение в их рядах. Передние ряды рыцарей, стиснутых настолько, что они не могли использовать свои копья или пришпорить коней и ринуться в атаку, погибли. Центр и задняя часть были вынуждены остановиться и стоять без возможности продвинуться вперед - из-за узости прохода - или назад - из-за запрудившей дорогу пехоты. Некоторое время они выдерживали град бревен и камней, который продолжал сыпать со склона, разрушая построение и сбрасывая людей в озеро. Потом, в общем порыве, большая часть развернула коней и ринулась на свою пехоту и, топча своих неудачливых соратников, бежала со всей скоростью, возможной на скользкой дороге.

Швейцарцы, к этому моменту разделавшиеся с оставшимися рыцарями головной колонны, атаковали смешавшуюся толпу и без всякого сопротивления перерезали всех - и пеших, и конных. Ионанн из Винтертура, хронист того времени, писал:

«Это была не битва, людей герцога Леопольда просто резали как скот; горцы убивали их, как овец на бойне. Никто не оказывал сопротивления, но все до последнего, без всяких различий, были перебиты. Ярость конфедератов была столь велика, что отряды австрийской пехоты, видя, как храбрейшие рыцари падают беспомощными, в панике бросались в озеро, предпочитая сгинуть в его водах, нежели пасть жертвой ярости своих врагов[17].»

В общем, швейцарцы завоевали свою свободу, поскольку, инстинктивно используя свое чувство тактики, они не давали феодальной кавалерии возможности атаковать себя. «Они были повелителями битв, поскольку именно они, а не их противники, выбирали место сражения». На крутых и скользких дорогах, где конница не могла набрать скорость для таранного удара, и где узость ущелий не давала им использовать численное превосходство, австрийцы были беспомощны. Тем не менее, вся тяжесть разгрома должна быть возложена на Леопольда и его непростительную беспечность, повинуясь которой, он оставил дорогу неразведанной и сам сунул голову в смертельную ловушку.

Моргартен демонстрирует швейцарскую военную систему в рудиментарном состоянии. Хотя, как и все победы швейцарцев, победа в битве была достигнута атакой в колонне, использовалась алебарда, а не пика. Пика никогда не стала среди жителей трех горных кантонов столь же популярной, как среди солдат Нижних Альп, долины Аар, бернцев и людей из Люцерна и Цюриха. Именно позиция, а не оружие или тактика обеспечила швейцарцам победу при Моргартене. Но их второй военный успех имел куда большее значение.

При Лаупене (1339), практически впервые со времен Римской империи, пехота, абсолютно лишенная поддержки конницы, расположилась на равнине, противостоя вражеской армии, которая включала все рода войск и обладала численным превосходством[18]. Это случилось через 24 года после поражения герцога Леопольда, когда конфедераты и их новые союзники из Берна встретились в бою с войсками бургундской знати из долин Аар (Aar) и Рона (Rhone), включавшими всех феодалов от Альсака (Alsace) до озера Леман (Lake Leman). Граф Жерар Валланжинский (Gerard of Vallangin), командир баронской армии, определенно намеревался начать битву, обратив в бегство и сокрушив один из флангов противника. С этой целью он сосредоточил всю кавалерию справа, в то время как центр и левая часть его построения полностью состояли из пехоты. Швейцарцы использовали построение, в дальнейшем ставшее для них привычным, то есть в три колонны. У них был единый командир, Рудольф фон Эрлах, - именно он применил данное построение первым. Бернцы, вооруженные в основном пиками, образовали центральную колонну; боковые отряды были оттянуты несколько назад, левый состоял из солдат трех [лесных] кантонов, использовавших в основном алебарды, а правый из новых союзников Берна.

[Эрлах позволил бургундцам начать движение вверх по склону, на котором расположились конфедераты. Когда противник приблизился, он двинул вперед свои войска, рассчитывая на способность швейцарцев сметать все на своем пути. Пехоте баронов было далеко до мастерства конфедератов: мощным ударом бернцы отбросили ее, прорвали передние ряды и обратили в бегство.] Мгновением позже та же участь постигла левый фланг противника, столкнувшийся с правой колонной швейцарцев. Затем, не тратя времени на преследование, оба отряда направились на помощь людям Лесных кантонов. Те со всех сторон были окружены конницей, их положение было очень опасным. Алебарда, хотя и наносила ужасные раны, не могла удержать кавалерию на расстоянии. Тем не менее, горцы как скала противостояли непрерывным атакам все время, пока их товарищи расправлялись с вражеской пехотой. Затем эти две колонны расположились сзади и слева от конницы Бургундии и спокойно отразили атаку, которую те предприняли. Противник уже был измотан попытками справиться с отрядом Лесных кантонов, и после неудачного нападения на пикинеров Берна бежал с поля боя - не без значительных потерь, поскольку многие из прикрывавших это отступление были перехвачены и сброшены в реку Сенс (Sense).

Битва при Лаупене не была ни такой кровавой, ни такой напряженной, как сражение при Моргартене, но она была одной из трех великих битв, ознаменовавших начало нового периода истории войн. Далеко на западе уже сыграл ту же ноту Баннокберн, но на континенте Лаупен первым показал силу обученной пехоты. Эксперимент, уже поставленный (безуспешно) несколькими годами ранее при Касселе (1328) и Монс-эн-Певель (1304) дал совершенно новые результаты. Швейцарцам удалось то, чего не смогли достичь из-за несоответствия целей и средств фламандцы. Семью годами позднее феодальное рыцарство получило еще более тяжкий урок при Креси, когда в бою рыцарям противостояли лучники. Конные латники оказались неспособны проломить пикейную фалангу, не смогли преодолеть пространство, на котором их достигали стрелы, но сила традиции, вручавшей рыцарям пальму первенства на поле боя, была такой, что кавалерия существовала еще целый век после того, как звезда ее славы закатилась. Система, неразрывно связанная с укладом и традициями средневековой жизни, не могла быть уничтожена ни одним, ни двадцатью поражениями.

Земпах (1386), третья великая победа конфедератов, схож с намного более знаменитой битвой при Арбедо. В обоих случаях противник предпринял попытки разрушить швейцарский строй, применив схожее построение. Леопольд Гордый, который, без сомнения, помнил, как беспомощны были конники при Лаупене, спешил своих рыцарей, как и добившийся успеха за тридцать лет до того Эдуард Английский. Возможно, он хотел использовать тот же порядок, что и его предок император Альберт, бившийся в 1298 году с баварцами при Хасенбуле.

[При Земпахе армии столкнулись на марше, до того, как смогли развернуться. Тем не менее первым начал атаку герцог Леопольд. Его войска двигались обычным порядком, тремя колонными, и насчитывали, возможно, менее 1500 бойцов. Он со своими конниками продвинулся до деревеньки Хильдешриден около Земпаха, когда обнаружил приближающиеся колонны швейцарцев. Авангард швейцарцев, состоявший из жителей Люцерна, остановился и занял позицию напротив Хильдешридена - несомненно из-за того, что он слишком оторвался от других колонн и не мог рассчитывать на их поддержку. Обнаружив противника, Леопольд спешил свою конную баталию, рассчитывая, что при использовании тактики противника решающим фактором победы явится мощь его закованных в латы рыцарей и профессиональной пехоты. Его вторая и третья колонны не стали спешиваться - предполагалось, что они будут использованы для завершающего удара, когда швейцарцы побегут. В последовавшем столкновении люцернцы дрогнули и начали отступать; австрийцы уже были уверены в победе, когда появились основные силы конфедератов. Позволив усталым отрядам Люцерна отступить по своему флангу, свежие войска, возглавляемые бойцами Ури, напали на авангард герцога, который был легкой добычей из-за усталости. Удача отвернулась от Леопольда, который теперь наблюдал, как число его солдат стремительно тает, а победа, бывшая у него в руках, ускользает. Он спешил свою вторую баталию и повел ее вперед. Тем не менее она продвигалась в изрядном беспорядке и прежде, чем достигла места столкновения, швейцарцы уже покончили с авангардом герцога и обрушились на него. Последний отряд герцога, посчитав, что битва проиграна, бежал, бросив Леопольда и его рыцарей в окружении; это привело к тому, что все австрийцы были перебиты. При Лаупене швейцарцы показали, что могут справиться в поле с конными рыцарями, а при Земпахе - что могут одолеть их и спешенными.[19]]

Тридцать семь лет спустя при Арбедо (30 июня 1422 г) было показано, как более грамотный командир мог бы использовать тактику Леопольда. В этом сражении Карманьола, миланский полководец, впервые столкнувшийся с конфедератами, начал сражение кавалерийской атакой. После того, как она была отражена, опытный кондотьер полностью изменил способ ведения боя. Он спешил все шесть тысяч своих солдат[20] и двинул их на швейцарскую фалангу единой колонной. Вражеский отряд, состоявший из 4000 людей из Ури, Унтервальдена, Цуга и Люцерна, был вооружен преимуществено алебардами, пикинеры и арбалетчики составляли около трети войска. Противники сблизились и завязался честный бой между копьем и мечом с одной стороны и пикой и алебардой с другой. Импульс большей силы преодолел меньшую и, яростно сражаясь с противником, миланцы начали теснить его. Напор был столь силен, что Schultheiss Люцерна даже решил сдаться, в знак чего воткнул свою алебарду в землю. Карманьола подогрел накал страстей, крикнув, что тот, кто не дает пощады, не получит ее и сам, и продолжил натиск. Он был близок к победе[21], когда в его тылу появился еще один швейцарский отряд. Приняв их за отряд из Цюриха, Швица, Гларуса и Аппенцеля, который должен был находиться не так далеко, Карманьола отвел своих людей назад и начал перестроение. Но на самом деле новый отряд состоял всего лишь из 600 фуражиров; они не стали атаковать, в то время как основные силы швейцарцев смогли использовать неожиданную передышку для того, чтобы упорядочить свое отступление. По их данным, они потеряли 400 человек; если верить итальянцам, это число куда больше. Потери Карманьолы, хотя и превосходили швейцарские, составляли меньшую долю от общей численности войска и в основном пришлись на неудачную конную атаку.

По результатам Арбедо и Земпаха можно сделать вывод, что грамотное ипользование спешенных и должным образом вооруженных конников вполне может привести к успеху в сочетании с использованием других родов войск. Тем не менее данный эксперимент никогда не повторялся врагами Швейцарии: фактически, единственным последствием этого эксперимента явился указ консулата Люцерна о том, что «поскольку не все в Конфедерации идет как должно», в будущем большая часть армии должна вооружиться пиками[22] - оружием, которое в отличие от алебарды, превосходило копье.

Отойдя от двух рассмотренных нами сражений, мы можем сказать, что в первые 150 лет их военной карьеры швейцарцам не посчастливилось столкнуться ни с гениальными стратегами, ни с новым построением, которое могло бы конкурировать с их фалангой. Им по-прежнему приходилось иметь дело с бронированной конницей или с разношерстными и неорганизованными отрядами средневековой пехоты. Их тактика отлично подходила для борьбы с таким противником и превосходила его способы ведения боя. Свободные отряды Энжерана де Куси (Enguerrand de Coucy), бюргеры и знать Швабии, рыцари-последователи Фредерика, Леопольда или Сигизмунда Габсбурга не являли собой новой системы, и только еще яснее демонстрировали превосходство военной системы Конфедерации.

Даже самая опасная из атак, когда-либо направленных на Швейцарию - вторжение арманьякских наемников дофина Луи в 1444 - также привела к умножению славы ее солдат. Рассказ о битве при Сен-Жакоб-эн-Бирсе, какой бы дикой и ненужной она ни была, мог удержать самого недалекого противника от нападения на людей, предпочитавших уничтожение отступлению. Одержимые уверенностью в том, что их фаланга совладает с любым противником, менее 1000 конфедератов без приказа переправились через реку Бирс и столкнулись с врагом, численно превосходившим их в 15 раз. Они атаковали, пробили брешь в центре рядов противника и затем были полностью окружены. Образовав ежа для сдерживания бесчисленных кавалерийских атак, направленных против них, они удерживали свои позиции до конца дня. Дофин бросал на них отряд за отрядом, но все они возвращались разбитыми. В перерывах между атаками французская легкая пехота обстреливала противника, но, несмотря на тающее количество, его ряды оставались несокрушимыми. Битва завершилась лишь вечером, и груду тел конфедератов окружало не менее 2000 трупов арманьяков. Луи понял, что такие победы уничтожат всю его армию, и вернулся в Альзак, оставив Швейцарию.

С этого дня швейцарцы могли использовать свою репутацию упрямых и неукротимых храбрецов как одну из причин, дававших им политический вес. Генералы и армии, противостоявшие им, шли в битву без полной уверенности в себе. Было крайне непросто напасть на противника, который не отступает перед любым численным превосходством, всегда готов к бою и не дает и не просит пощады. Враги Швейцарии обнаружили разрушительное воздействие такой репутации на собственный боевой дух; фактически можно сказать, что они шли в бой готовыми к поражению, и потому его и получали. Это особенно заметно на примере великих Бургундских войн. Если Карл Смелый и не боялся воинственной славы своих противников[23], то о его солдатах этого сказать было нельзя. На большую часть его разношерстной армии нельзя было положиться в кризисной ситуации: савойские, германские и итальянские наемники слишком хорошо знали ужасы войны с конфедератами и инстинктивно бежали при виде пикейной фаланги. Герцог мог выстроить своих людей для боя, но не мог знать наверняка, будут ли они драться. Старая поговорка о том, что «Господь на стороне конфедератов» звучала в их ушах, и они были наполовину разбиты еще до начала сражения. Карл пытался увеличить эффективность своей армии, набирая в каждой части Европы именно те войска, которыми она славилась. Вместе с феодальной конницей бургундских вассалов шли английские лучники, германские аркебузиры, итальянская легкая кавалерия и пикинеры Фландрии. Но герцог забыл, что собрав под свое знамя столько национальностей, он лишил войско единства, столь необходимого в бою. Без твердой уверенности в том, что все стоящие рядом сделают все возможное для общей победы, солдаты не представляли единого войска. Битва при Грансоне (1476) была проиграна в основном потому, что в решающий момент пехоту подвели нервы, хотя ее еще даже не атаковали.

В той битве неграмотное командование конфедератов само отдало Карлу тактическое преимущество. Он зашел им в оба фланга и атаковал первую колонну, не дожидаясь подхода остальных . Тем не менее ему пришлось узнать, что воодушевленное и сплоченное войско, знающее как управляться с оружием, может победить в самых неблагоприятных условиях. Из-за стремления начать битву авангард (форхут), состоявший из солдат Берна, Фрибурга, Швица и Базеля, слишком сильно вырвался вперед. Быстро продвигаясь длинной колонной по склону холма, они обнаружили перед собой на равнине Грансона всю бургундскую армию в боевых порядках. Достигнув подножия холма, они увидели, что кавалерия герцога готовится атаковать их. Прежний опыт подготовил их к таким ситуациям: остановившись, отряд стал ожидать атаки. Первой нанесла удар кавалерия левого крыла Карла; атака провалилась, и хотя благородный лорд Шатогийон, возглавлявший ее, смог прорваться через ряды пик, он погиб рядом со штандартом Швица. Затем герцог лично возглавил атаку конного отряда своей стражи, который долгое время считался лучшим в Европе; эти люди сделали все, что было в их силах, но отступили перед непроницаемой стеной пик.

Теперь швейцарцы д
_________________
Просто луч любви.

[Ласточка]

Разин Евгений Андреевич

История военного искусства VI -XVI вв.

выдержки

Швейцарцы являлись профессиональными солдатами. Поэтому в отрядах этих наемников довольно скоро были введены правильные построения, которые позволяли осуществлять [416] в бою тактические движения. В известном смысле возрождалась массивная македонская фаланга. Хорошо вооруженные и обученные наемники проявляли в бою большую стойкость, о которую разбивались неорганизованные, разрозненные атаки рыцарей.

Дельбрюк в III томе своей «Истории военного искусства» пытался выяснить основы возникновения наемного войска. Он отметил, что наемничество развивалось из феодального войска и наряду с ним. Это было возможно лишь при условии некоторого возрождения денежного хозяйства. Правильно, что деньги сыграли важную роль в возникновении и развитии наемничества, но неверно то, что роль денег в обществе определяется количеством добычи благородных металлов. С XII в. заметен прирост добычи золота и серебра, наличие которых согласно утверждению Дельбрюка создало условия для возникновения наемничества. Ленники и рыцари оказались, по мнению Дельбрюка, превосходным материалом, идеальной средой для вербовки наемных воинов. Но на самом деле условия возникновения наемных армий в Западной Европе появились в результате разложения феодальных порядков; наемничество было продуктом новых, буржуазных отношений. Общественные функции денег определяются не количеством добытых благородных металлов, а той ролью, которую играют деньги в общественном производстве. Следовательно, роль денег повышалась с развитием товарного производства, а не добычи металла. Не рыцари были основным контингентом, из которого вербовались наемники, а горожане и свободные (незакрепощенные) крестьяне. Именно вследствие такого социального состава кондотьеров Дельбрюк не скупился на эпитеты, называя наемников бандами, разбойниками, скопищем всякого сброда, охочего на драки и грабежи{270}. Товарно-денежные [417] отношения явились экономической основой возникновения и развития наемничества.

Еще большую известность вскоре получила швейцарская пехота, комплектовавшаяся крестьянством лесных кантонов и жителями швейцарских городов. Главным оружием швейцарской пехоты являлась алебарда, которой можно было хорошо колоть и рубить. Пики, арбалеты и огнестрельное оружие у швейцарцев появились позже. Швейцарцы умело использовали свою малодоступную местность и в бою при Лаупене (1339 г.) разбили рыцарскую армию, имея для боя на расстоянии одни лишь камни. Это была легкая пехота. Оборонительное вооружение в легкой пехоте имели лишь передние.шеренги и фланговые ряды.

«...Император Альбрехт своей попыткой предательски отдать свободных швейцарских крестьян в руки эрцгерцога австрийского, которым он сам же был, сам дал толчок созданию современной пехоты, завоевавшей себе славу во всей Европе. В результате тех побед, которые одержали швейцарцы над австрийцами и в особенности над бургундцами, пехота нанесла окончательное поражение закованным в железо рыцарям - на конях или спешенным, - начатки современного войска разбили на-голову феодальное войско, бюргеры и крестьяне победили рыцарей»{272}.

От оборонительных действий в горной местности швейцарская пехота вскоре перешла к наступательным действиям на равнине и выработала свое боевое построение. Это была баталия - квадратный строй. Баталия развивала большую ударную силу.

Умелое использование местности при наличии огнестрельного оружия являлось надежной защитой от кавалерии. В каре или в крестообразном построении швейцарцы, используя ручное огнестрельное оружие, при поддержке артиллерии отражали атаки конницы. С этого времени кавалерия как главный род войска уступила место пехоте. Пехота стала решать исход боя. [420]

Против спешенных рыцарей, вооруженных длинными копьями, швейцарцы изобретали различные тактические приемы, которые позволяли им успешно вести борьбу против закованных в железо воинов. В рукопашной схватке они применяли короткие и тяжелые алебарды, разрубавшие доспехи рыцарей.

Боевой порядок швейцарцев состоял из трех основных частей: авангарда, главных сил и арьергарда. Расчлененное построение обеспечивало относительную подвижность и позволяло применять довольно разнообразное тактическое маневрирование.
_________________
Просто луч любви.

[Ласточка]

Подводя итоги вопросу о возрождении пехоты в Западной Европе, Дельбрюк писал: "превосходство городской пехоты не утвердилось и ее победы «остались только эпизодами. Действительно, всемирно-исторический прогресс пришел только с одного места и одного пункта: со стороны швейцарцев."
_________________
Просто луч любви.